Александр Раппопорт: «Я человек ленивый и хитрый». Раппопорт александр лукойл

Александр Раппопорт: «Я человек ленивый и хитрый» | ForbesLife

В юности я очень увлекался поэзией начала XX века и верю в идею акмеизма. Другими словами, слово и звук порой важнее всего остального, и уж точно — первично. Также и в еде: иногда даже не понимаешь, как будет выглядеть блюдо, но знаешь, что оно уже получилось с точки зрения буквообразования. Например, при создании меню «Dr. Живаго», мы придумали такие блюда, как «Пшонка с раковыми шейками» или «Голубцы с лангустинами». Уже в виде идеи это казалось очень вкусным. То же самое и с рестораном «Восход»: сама идея объединить кухни народов СССР вполне аттрактивная как для взрослого, так и молодого поколения. У кого-то она вызывает ностальгию, а у кого-то – ощущение, что эта еда нам знакома подсознательно. Здесь происходит еще один парадокс. Существует две страны: Франция и Италия, между которыми сейчас фактически нет границы, но с точки зрения кулинарной – между ними «Китайская стена». В российской же кухне сочетаются гастрономические традиции многих народов. Нам привычны и плов, и борщ, и чебуреки – эта еда, которую мы можем есть каждый день. С точки зрения геополитических отношений, мы живем в одних реалиях, а с точки зрения геокулинарных – совсем в иной. У 15 разных стран есть нечто объединяющее — и это еда.

Почему именно эта идея? И почему именно сейчас?

Проектов, которые бы четко позиционировали свое меню, как кухню 15 народов СССР, на сегодняшний день нет. Попытки были, но они закончились неудачно. А мне нравятся пустующие ниши, поэтому мы и сделали этот ресторан.

По-вашему, русская кухня равно советская кухня?

Совершенно не так. Во-первых, российская кухня. Ведь русская кухня, по своей сути, кухня рецептурная. Когда мы говорим о российской кухне, то подразумеваем продукты. Морской гребешок или камчатский краб – разве это русская еда? А ведь качественных продуктов в нашей стране очень много, даже лучше зарубежных аналогов. Есть ли понятие «Советская кухня»? Конечно, есть. Существуют блюда, которые были созданы в условиях тех ограничений или, если хотите, условий, в которых жил советский человек. Например, сациви, которое не имеет никакого отношения к советской эпохе, тем не менее, сохранилось в том виде, в котором мы привыкли его видеть в советских столовых. Но самое главное, что кухня ресторана «Восход» совсем не советская. Ведь я говорю про кухню бывших советских республик, территорий, на которых готовили эти самые блюда сотни лет, и еще будут готовить много веков.

В чем идея дизайнерского решения в оформлении интерьера?

Мы взяли идею космоса, как нечто объединяющее людей всех стран и народов. Название «Восход» использовали, как ассоциацию с «Зарядьем» (заря-восход). Ну и конечно, нельзя забывать про космический корабль «Восход». Ресторан выполнен в стиле ретро-футуризма, а именно — то, как человек 1960-х годов представлял сегодняшний день. В нашем случае – это некая утопия как мог бы выглядеть советский союз, доживи он до нашего времени. Получился неоностальгический ресторан без чрезмерной ностальгии.

Музыка в зале тоже ностальгическая?

Каждый вечер у нас в ресторане играет вокально-инструментальный ансамбль. И это то, что было присуще заведениям в недалеком прошлом. Прийти в ресторан и потанцевать — этого давно уже никто не делает, но наши гости постепенно раскрепощаются.

«Зарядье» позиционируется как современный урбанистический парк. Но при этом ваши заведения здесь, напротив, отсылают нас к русским традициям, к истории. Почему так?

Когда вы попадаете в ресторан, то видите будущее. Только другими глазами. Мы хотим показать то самое будущее, которое видел человек несколько десятков лет назад. А что такое будущее? Это хорошо забытое прошлое. При этом мы, я считаю, отлично вписались в инновационный парк. Орбиты, космос, аппараты с космическим питанием — все это наводит на ассоциации с прогрессом. Своим рестораном мы хотим рассказать людям о том, что нас объединяет.

Вы тоскуете по советскому времени?

Странно мне задавать такой вопрос. Конечно, я не тоскую. Но нет такого человека, который не вспоминал бы свою юность. Я не отношусь к тем людям, которые считали СССР эталоном счастья. Но тогда было и много того, что, с эмоциональной точки зрения, заставляло людей творить и делало их счастливыми.

Давайте поговорим о другом вашем заведении в парке – «Гастроцентре Зарядье». А точнее о его гостях. Все ваши заведения подразумевают, на мой взгляд, некий социальный статус гостя. Бытует даже такое выражение, как «публика Раппопорта». Но гастроцентр как-то выбивается из этого списка. Вам было тяжело перестроится на новую для вас аудиторию?

Очень жалко, что вы так думаете. Потому что всегда во всех своих интервью и при запуске проектов я говорил ровно противоположное тому, что вы сейчас сказали. Наверное, вы правы и можно использовать понятие «публика Раппопорта» и мне даже, в какой-то степени, приятно это слышать. Но оно прямо противоположно тому, о чем мы сейчас говорим. Раньше реально существовало такое понятие как «целевая аудитория». В зависимости от нее рестораторы и выстраивали концепцию своего нового заведения. Мы первые на рынке, кто решил смешать аудитории. К нам может приехать гость на Maybach или на мопеде, в наших заведениях будет комфортно любому гостю. Конечно, у нас есть рестораны премиального уровня, например, «Белуга». Но даже там мы старались не завышать цены. Качественная еда и комфортный чек—то, что мы приводим в соответствие в каждом новом заведении.

«Гастроцентр Зарядье» — продолжение этой идеи. Здесь, безусловно, чек меньше, чем в любом другом нашем ресторане. Но парадокс в том, что размер чека не означает изменение аудитории. Гастроцентр, главным образом, создан для посетителей парка, независимо от их социального статуса. При этом на сегодняшний день порядка трети всех гостей целенаправленно приезжают сюда за вкусной, качественной и недорогой едой.

Скорее визуально ваши проекты создают впечатление о том, что здесь дорого.

Вы правы. Это и наша вина – мы создаем некую иллюзию. Мы хотим, чтобы наш гость проводил время в красивом дорогом интерьере, но не чувствовал себя дискомфортно из-за цен в меню.

Может быть глупый вопрос. Какой проект ваш самый любимый, а какой — самый сложный?

Отвечая на последний вопрос, скажу, что за все время у нас никогда не было простого проекта. А любимый проект все же есть, и я вам скажу какой, если вы никому не расскажете.

Договорились.

Любимый — всегда последний. У меня один ребенок, и мне не с чем сравнивать. Но мне кажется, если у тебя много детей, то уж точно первое время ты отдаешь больше любви и внимания самому маленькому. Так же и с ресторанами. Я мало занимаюсь оперативным управлением уже налаженных ресторанов. Но в новом проекте я присутствую каждый день, контролирую кухню, пишу меню и пробую каждое блюдо по несколько раз. Поэтому сейчас самый любимый проект — это «Восход».

Созданием кухни занимаетесь вы?

Нет. Я занимаюсь тем, что придумываю концепцию. Дальше — дело за шеф-поваром, который становится моим партнером во всем, что связано с кухней. Но порой донести свою идею мне проще, самому написав меню таким, каким я его вижу. И это не означает, что шеф должен в точности его исполнить. Это лишь начало для нашего диалога. Я никогда не буду учить шеф-повара тому, как готовить то или иное блюдо. На кухне «Восхода» три шеф-повара и один бренд-шеф, каждый из которых отвечает за свое направление. Смешно узбеку объяснять, как правильно готовить плов. Рассказать о своих пристрастиях я могу. И я знаю, что нравится людям. В узбекской кухне считается «высшим пилотажем» делать плов без специй, но мне это не нравится, я считаю, что это слишком тонко. Для меня специи в плове подчеркивают вкус блюда. Исходя из моих предпочтений, и создается меню. Я работаю с поваром в логике фразы, произнесенной в 1990 году Борисом Ельциным: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». Здесь то же самое — придумывайте и предлагайте столько блюд, сколько захотите. Я даю шеф-повару максимальную свободу на кухне.

В обновлениях тоже участвуете?

Конечно, я участвую во всех дегустациях. Шеф пишет новые блюда, я предварительно ознакомляюсь с ними и прихожу пробовать. В дальнейшем прописывании меню после запуска я, как правило, не участвую.

Вы не пытаетесь оседлать популярные темы, вроде винных баров, бургеров, поке. Почему?

Я следую трендам, но не придумываю их. Объявить всем: «Я придумал что-то, следуйте за мной!», я не видел ни одного случая, чтобы это сработало. Я человек ленивый и хитрый. Я не люблю «толкаться», поэтому предпочитаю выжидать и докручивать эти самые тренды по-своему. Я не знаю, что бы могло заставить меня открыть сейчас итальянский ресторан. Как я уже говорил, мне нравится приходить на пустующую нишу. Я не верю в рестораны без концепции, но это не значит, что их не может быть. Они есть – рестораны-настроение, музыкальные и другие. Но такие заведения нигде в мире не существуют вечно. А проекты с выстроенной концепцией еды будут существовать всегда. Для меня идеальный пример – «Белое солнце пустыни». Гениальный, с точки зрения концепции, ресторан – все четко, изящно и вкусно. Для меня очень важен концепт, где кроме меня никого нет. Это не значит, что он будет не в тренде. Иногда это получается, а иногда и нет. Например, когда мы делали «Китайскую грамоту», никто не знал, что такое китайская еда. Но, как мы с вами уже говорили, это уже звучит вкусно! В Москве на тот момент были только классические доморощенные китайские рестораны, которые держали сами китайцы. Современных, в нью-йоркском, шансхайском или гонгконгском стиле, ресторанов просто не было. А нам удалось это сделать. Мы сами задали тренд, и после нас сразу же открылось порядка 10 модных китайских ресторанов, успешных и неуспешных. То же самое было и с современным тайским рестораном Black Thai, правда, после нас никто даже не попытался открыть похожий проект. Как ни странно, схожая ситуация была и с «Dr. Живаго». Это стыдно и неправильно, когда в таком городе, как Москва, ресторанов с российской кухней можно пересчитать по пальцам одной руки с двумя перебитыми пальцами. Это была опять же пустующая ниша. И здесь мы решили делать не исторический русский ресторан, а затронуть другую эпоху и осовременить ее.

Если вы возьмете любой наш проект, то увидите, что мы попытались создать то, чего раньше не было.

Расскажите о неудачных проектах

Три года назад мне казалось, что одна из самых востребованных кухонь в мире, которой является перуанская, сможет прижиться после Лондона и Нью-Йорка и в Москве. Я и Борис Зарьков открыли перуанские рестораны («Латинский квартал» и Chicha, прим. Forbes Life) с разницей в пару недель. Затем проекты с той же концепцией стали открываться один за другим. Но мейнстримом эта еда в Москве не стала. Хотя, я считаю, что в Chicha еда на порядок вкуснее, чем в любом перуанском ресторане Лондона, а еду Тимура Абузярова в «Севичерии» вообще считаю блестящей.

Сегодня важно поймать мировой тренд и понять, сможет ли он имплементироваться в российскую реальность. Ну и попытаться это сделать.

Вы говорили про «вечные рестораны». Среди ваших проектов есть такие?

У меня, конечно, есть мания величия, но я стараюсь периодически с ней бороться. Такие рестораны, как «Доктор Живаго» и «Эрвин» могут жить всегда. Люди всегда будут есть русскую еду и морепродукты. Каждый свой ресторан мы изначально делаем из расчета, что он будет существовать вечно.

В своих проектах вы ориентируетесь на туристов?

Понятно, что есть проекты, которые создаются исключительно для столичной публики, но есть и те, для кого важны, в первую очередь, туристы. У нас есть прекрасное необистро «Жеральдин», но мне трудно представить, что человек, который приехал в Москву на пару дней, пойдет есть французскую кухню. В первую очередь, мы, конечно же, ориентируемся на московского гостя. Если «Белуга» будет забита москвичами, то и туристы туда придут. А если я забью «Dr. Живаго» иностранцами, то не факт, что это привлечет москвичей. Мне не хочется делать ресторан, который был бы ориентирован только на иностранцев. Для меня важна самая сложная целевая аудитория, и в данном случае важны столичные жители, затем российские туристы, а иностранцы идут уже «бонусом».

Почему закрылись ваши рестораны в Сочи?

Самый честный ответ будет – «не знаю». У ресторана «Микоян» была блестящая, остроумная концепция с объективно хорошей кухней. «Китайская грамота», успешная в других городах, тоже не нашла своего гостя. Мы не «попали в цель», что касается того, что нужно сочинцам. Что-то не совпало, а плюс ко всему всегда сложно открывать ресторан не в родном городе. Даже в Петербурге мне сложнее реализовать проект, нежели чем в Москве.

Но ведь в Санкт-Петербурге же все в порядке, хотя чек для этого города в ваших ресторанах достаточно высокий.

Вы правы, но всегда нужно идти наперекор устоявшимся правилам. «Блок» смог дать тот продукт, которого раньше в городе не было. Это касается и кухни, и интерьера, и еще множества составляющих ресторана. И местным жителям проект очень понравился, хотя поначалу у меня были сомнения на этот счет – четвертый этаж, охрана… Что касается «Китайской грамоты», то я считаю ее самой красивой в сети. И, честно сказать, она идет хуже, чем другие «Грамоты».

В чем, по-вашему, проблема?

Возможно, мы не умеем делать в Питере пиар. Мне казалось, что «Китайская грамота» — как раз очень «питерский» проект, построенный на иронии.

Планируете еще что-то там открывать?

Нет, я очень скептически отношусь к своим возможностям в других российских городах. Необходимо чувствовать местную ментальность и запросы жителей. То, что может быть крутым и «понтовым» в одном городе, в другом может превратиться в «отстой».

А франшиза?

Сейчас мы открываем по франшизе первый «Воронеж» в Екатеринбурге.

Вы же какое-то время жили в Нью-Йорке. Вы бы открыли ресторан там?

Думаю, да. Но, в отличие от многих моих коллег, мне сложно открывать проект там, где я не нахожусь физически. Особенно в период запуска, когда тебе нужно посвящать проекту все свое время. И так как я не собираюсь в ближайшее время переезжать в Нью-Йорк, таких планов у меня нет.

А предложения поступают?

Очень много. Из Штатов, Лондона, Рима и других городов. И мне это очень приятно.

Вы говорили про иронию. Так или иначе, она прослеживается в каждом из ваших проектов…

Я надеюсь. Человеку жить без юмора крайне сложно. А ирония играет в этом важную роль. Когда в ресторане есть ирония – в названии, рецепте, концепции в целом – это выделяет его из общей массы.

Вы создаете концепцию под определенную локацию или ищете место под идею?

В Нью-Йорке есть греческий ресторан под названием It’s Greek to me. Что в переводе с нью-йоркского на русский означает «Китайская грамота». Еще тогда мне это показалось настолько изящным и смешным, что через более чем через 10 лет я открыл первую «Грамоту». Концепция для «Доктора Живаго» тоже была придумана очень давно, и мы пытались ее реализовать до этого на трех разных площадках. А вот концепции «Паб Ло Пикассо» и Black Thai появились уже после того, как Ginza предложила нам конкретные помещения. В обновленном «Жеральдин» мы докручивали идею с уже имеющимся названием, такой была мягкая просьба Владимира Владимировича (Познера, — прим. Forbes Life).

А какое название вы бы предложили для него?

Очень сложно придумать самому себе имя. Сегодня я считаю, что более точного названия, чем «Жеральдин», уже не придумать. Кстати, такая же история была и с рестораном Erwin. И мы сами нашли, что Эрвин в древней мифологии – покровитель морей. И это очень хорошо легло в нашу концепцию.

Заканчивая тему, гид Gault & Millau признал «Жеральдин» открытием года. Как вы относитесь ко всем ресторанным рейтингам? Они важны больше для вас или для ваших гостей?

Будучи человеком тщеславным, я очень ценю любые награды. К большинству существующих премий я отношусь скептически, так как нет рейтинга, который мог бы объективно оценить то, что здесь происходит. Но когда тебя награждают, это всегда приятно. На бизнес влияет не сама награда, а то, что вы с ней делаете. Если у вас пиар, который может раскрутить это и затем «продать», то награда становится очень ценным инструментом для раскрутки проекта. И у нас есть команда, которая блестяще справляется с этой задачей.

www.forbes.ru

Ресторатор Александр Раппопорт: «Хочется отогреть человека, которому плохо» | ForbesLife

То же самое с «Доктором Живаго». «Dr. Живаго» как концепт существует у меня семь или восемь лет. Давно было придумано название «Dr. Живаго» для русского ресторана. А идее дизайна, наверное, года четыре. У меня была мысль использовать вот эти современные белые лаки и эклектику 20–30-х годов XX века. Мы придумали современные способы, как показать Дейнеку или Самохвалова, еще три или четыре года назад. Когда мы пришли в это помещение, понятно, что мы пришли с талантливым дизайнером, но идея каждой картинки на 90% у меня уже была.

Мне всегда очень нравился русский ХХ век.

Все эти «бубновые валеты», ар-нуво меня будоражили. И это всегда вызывало очень большие дискуссии и иронию среди моих друзей-художников. Большинство людей, близких мне, считают, что эта моя страсть — признак вульгарности.

— А есть понятие «московский вкус», которому нужно соответствовать? Потому что московская публика — она любит красоту и аттракционы.

А. Р.: Сегодня очень многие рестораны похожи друг на друга. Раньше открывались рестораны, которые отражали «новиковский стиль». Потом он стал восприниматься немножко иронично. Кстати, Аркадий очень быстро пошел в другую сторону. Теперь невозможно сказать, что Novikov Ritz похож на Vogue Cafe. Зато эти все сегодняшние модные «вильямсы», «воги», «угольки» и т. д., тот же открывающийся PINCH — все это ново, но все эти рестораны безумно похожи друг на друга.

А мне всегда хотелось сделать очень разные рестораны, но приходят мои близкие, знакомые, друзья и говорят, что они узнаваемые.

Я этого не могу уловить, не могу понять, где они это видят.

— У вас бывают неудачи?

А. Р.: Знаете, у юристов основная отправная точка в контракте всегда первые 20 страниц, посвященных definitions. Наверное, самое важное определить для себя, что мы сейчас подразумеваем под словом «неудачи». Есть такие проекты. Вот мы реанимировали, переделали «Мясной клуб», я в него вошел, и у меня, конечно, был некий дискомфорт, хотя мы его придумывали и делали сами. У меня есть вещи, которые в той же «Китайской грамоте» не получились, которые получились ровно не так, абсолютно не так.

— Вы собираете искусство? Его можно увидеть в ваших ресторанах?

А. Р.: У меня были какие-то свои статуэтки, которые, в частности, стоят здесь, в «Живаго», в шкафах. Назвать их словом «коллекция» сложно. Но тем не менее мне они безумно всегда нравились. То же самое, кстати, с «Китайской грамотой». Мне нравилась китайская терракота всегда, с момента первых поездок в Гонконг. Я ходил там раскрыв рот, что-то покупал, что-то вез коробками. И статуэтка терракотовая, китайская статуэтка династии Тан — это та основа, отправная точка, вокруг которой у меня вообще возникла вся идея «Китайской грамоты». То же самое эти фигуры дейнековские в «Dr. Живаго».

— А это был такой риск — апелляция к советскому...

А. Р.: Я совсем не хотел это делать всерьез. Вот видите, все-таки в «Dr. Живаго» нет Пастернака. Зато у нас есть отдельный кабинет со всеми его книгами, которые выходили, и достаточно редкими в том числе. Но, возвращаясь к тому, что важно с точки зрения дизайна, это все-таки ресторан не литературного героя. Это ресторан об эпохе. Эпохе настроения «Dr. Живаго», ведь сам Пастернак хотел, чтобы «Живаго» был романом о России, о будущем, о счастье, а совсем не о той трагичности, безысходности, которую можно было, казалось, увидеть, когда ты его непосредственно читаешь. Вот так мы его представляли.

— Запуская новые рестораны, вы думаете о кризисе?

А. Р.: Сегодня ситуация, при которой, наверное, всем до единого чуть сложнее, чем было год или полтора назад. В ситуации, когда любому человеку чуть сложнее, ему нужна какая-то отдушина. Мне кажется, что сегодня нужно делать интерьер чуть более радостным, потому что раньше мы могли работать с грустными цветами и интерьерами и мне это казалось абсолютно нормальным. Сегодня хочется чуть более светлого. Хочется чуть-чуть отогреть любого человека, которому плохо, в одеяло его воткнуть. То же самое касается интерьера.

— Я понимаю, что об этом трудно говорить, особенно человеку, который запустил уже очень много ресторанов. Сколько должен стоить интерьер классного места?

А. Р.: Ваши собственные идеи ничего не стоят — они бесплатные. И если вы всмотритесь в большинство вещей, которые вы видите здесь, в «Живаго», в них нет ничего ультрадорогого. Все наши интерьеры недорогие по сути своей, хотя многие могут казаться более чем эффектными. Экономика выглядит так: чем дешевле вы делаете ресторан, тем легче он окупается, тем проще с этим потом работать и т. д. Лет 15–20 назад люди действительно грохали в интерьеры какие-то безумные деньги, сейчас, мне кажется, с точки зрения экономики это прошло.

Вам здесь нравится, но здесь нет безумных вложений.

Для меня в свое время, когда я попал первый раз в «Турандот», это был абсолютно культурный шок. Мне казалось, что это просто на грани. На грани, которую не переступили. Можно было ходить с открытым ртом. Мне же очень нравится, когда мы достигаем эффекта, не потратив на это большого количества денег. В «Живаго» нет ни разу никаких миллионов вообще.

— Но все выглядит дорого. Я пока вас ждала, все время смотрела на эту люстру и думала, откуда она.

А. Р.: Эту люстру мы сами сделали в городе Санкт-Петербурге.

— Отлично. Как будто свинтили из метро.

А. Р.: Причем люстра ровно не такая, как мы хотели, там нет этих насечек, которые должны были быть. Более того, какие-то вещи, которые есть в ресторане, когда я их увидел, меня просто бесили, но мне открыли книги и показали, что ровно так это делали в 1930-х годах. Какие-то пропорции, шортики эти вот жуткие на скульптурах, ноги, пальцы у пионеров ну очень специфические.

— То, что у вас в «Живаго» банкомат красный, в цвет интерьера, — это тоже часть дизайнерской концепции?

А. Р.: Вне всякого сомнения. Абсолютно.

— Это настоящий перфекционизм.

А. Р.: У нас в «Китайской грамоте» стоит синий банкомат, и это единственная вещь, которая у меня вызывает бешенство. Я просто этого видеть не могу. Здесь, когда пришли наши партнеры и предложили поставить банкомат, я сказал: «Только с одним условием. Он должен быть красным».

— Вы сейчас как себя идентифицируете, вы в первую очередь ресторатор или все-таки адвокат?

А. Р.: Смотрите, я даже не задумываюсь: конечно, адвокат. Это моя жизнь, хлеб и т. д. Рестораны, несомненно, хобби, которое приносит деньги. Знаете, я много лет собирал марки, это тоже громадные эмоции, которые иногда перехлестывают все что угодно. Но это же нельзя назвать бизнесом, хотя на этом тоже можно зарабатывать.

— Меня поразило, что к вам в «Живаго» сегодня записывают только за неделю. Надо ждать 7 дней...

А. Р.: Все-таки надуть щеки, сказать, что мы такие крутые, популярные, — это, конечно, легче всего, но я прекрасно понимаю без мудрости даже царя Соломона, что все проходит, и к этому, к тому, что у нас сейчас популярность, надо относиться безумно бережно, как к абсолютно временному нежнейшему сосуду, который нужно нести с трясущимися руками, чтобы не обронить. И эту популярность надо холить и лелеять, а не просто свысока на нее смотреть и думать, что это будет всегда.

www.forbes.ru

Александр Раппопорт, Ведущий: фото, биография, фильмография, новости

Адвокат, управляющий партнер адвокатской конторы «Раппопорт и партнеры», известный кулинар и телеведущий.

Александр Леонидович Раппопорт родился в семье общественного деятеля, адвоката Леонида Раппопорта, знаменитого благодаря громкому делу о защите чести и достоинства поэта Сергея Есенина.

Его мать также окончила юридический факультет МГУ и занимала должность эксперта-криминалиста.

– Меня часто спрашивают, почему я выбрал профессию адвоката? По-другому и быть не могло – расти в юридической семье, слышать разговоры о кодексах и законах, общаться с известными защитниками – все это сделало свое дело.

Творческий путь Александра Раппопорта / Aleksandr Rappoport

Александр Раппопорт окончил Московскую юридическую академию. Будучи студентом, он посвящал себя общественной работе: был председателем Союза молодых адвокатов и членом молодежной комиссии.

В 1980-е годы Александр Раппопорт занимался уголовными делами, и его имя попало на страницы газет после «чурбановского процесса». Адвокат смог оправдать Яхъяева, бывшего министра внутренних дел Узбекистана, которого обвиняли в превышении должностных полномочий и получении взяток.

После этого случая Александр Раппопорт не брался за уголовные дела. В 1982 году он начал работать следователем военной прокуратуры, а через два года пришел в Московскую городскую коллегию адвокатов. К тому же юрист занимался правовым сопровождением кинобизнеса и был адвокатом Мосфильма. В 1989 году Раппопорт эмигрировал из СССР в Израиль.

За границей Александр Раппопорт посвящал свое время проектам, связанным с Восточной Европой, помогал первым российским бизнесменам выйти на западные рынки. В 1995 году он переехал в Соединенные Штаты, где занимался инвестбанкингом: сотрудничал с ведущими американскими банками Auerbach Grayson, Robert Fleming, Inc., Chase Securities, JP Morgan Chase.

Александр Раппопорт окончил два специальных курса в Нью-Йорке: образовательную программу и инвестиционный институт NАСН.

В 2003 году Александр Раппопорт вернулся в Москву и основал адвокатскую контору «Раппопорт и партнеры». Его коллеги – Алла Живина, Светлана Суханова и Ольга Ракитина – ведущие специалисты по гражданскому праву. В общей сложности в конторе «Раппопорт и партнеры» работает около пятидесяти адвокатов.

– Для нас на сегодняшний день важны специалисты, которые в той или иной мере прошли школу работы в западных компаниях. Я думаю, дедовщина в армии ничто по сравнению с работой в западных юридических фирмах. Любой человек, окончивший Harvard или Princeton и пришедший на работу в крупную международную адвокатскую структуру, первые лет 5 будет работать с шести утра до часу ночи. Другое дело, что он с первого же года станет получать 100-150-200 тыс. долларов. Но при этом человек, по сути, продает себя в рабство. И либо он выстоит – и добьется успеха, либо сломается.

Александр Раппопорт неоднократно принимал участие в подготовке различных законопроектов и курировал официальное представительство Российского федерального фонда имущества (РФФИ) в Штатах.

Кроме всего прочего, Александр Раппопорт – выдающийся кулинар, ресторатор проекта «Мясной клуб» и знаток кулинарных традиций всего света. Адвокат окончил семь специализированных школ и иногда дает мастер-классы.

В 2011 году Александр Раппопорт стал ведущим программы «Право есть» на телеканале «Дождь. Optimistic Channel».

– У меня нет поварских лицензий и сертификатов на право работы, но готовлю я очень вкусно. Читаю поварские книги, но без фанатизма. Дело в том, что книги о еде делятся на две категории. Одни написаны поварами, которые из ревности в каждый рецепт закладывают ошибки в пропорциях, чтоб у тебя не получилось. Другие книги написаны кулинарными критиками, которые и рады бы помочь, да готовить не умеют. Я в книгах ищу только идеи, концепции. В самом деле, не буду же я готовить, отмеряя компоненты мензуркой!